Рожденный в С.С.С.Р. Вместо Введения
Я покинул эту страну в 1990-м. Перефразирую Маяковского:
"Смотрите и удивляйтесь: я был гражданином Советского Союза."
СССР - это страна, родина, где я родился и жил. Это такая страна, которая не может оставить тебя равнодушным - независимо от отношений между вами, независимо от того,
ненавидел ли ты её или любил. Надеюсь, то, что я расскажу дальше - это и не любовь, и не ненависть ( если разница между ними действительно существует), - а уж безразличия в моем повествовании точно не будет .
Советский Союз был не только страной. Он нечто большее: самый большой утопический проект современности. Он заставляет удивляться, поражаться, и это поражение оставляет
следы и глубокие раны. Как сказала бы после 1918 года революционная интеллигенция: там не искусство подражает жизни, а жизнь должна стать искусством. Там мы все жили в самом грандиозном политическом описании ХХ века - с подвигами, с нечеловеческими усилиями, с эпохальными трагедиями, с победами и кровавыми битвами. Там мы жили в описании, где мы все были современниками друг другу. Наши герои, личности и персонажи, слова и вещи, независимо от реального времени их рождения и существования, - все они жили рядом с нами в одной и той же komunalke , называемой СССР, будучи одновременно и нашими предтечами и нашими же современниками.
Я был свидетелем одного из самых утопических проектов человечества, свидетелем
проекта незавершенного, и я видел славу и упадок этой утопии. Об этой утопии я и попытаюсь рассказать. Мое повествование строится исходя из двойного опыта, необязательно уникального. С одной стороны, это непосредственный опыт гражданина, жившего в советском пространстве, а с другой - опыт рефлексированный, культурно опосредованный .Как продукт «made in USSR» меня определило совместное воздействие и того, и другого опыта. Для меня почти невозможно разделить их. В то же время своё повествование я раскрываю из перспективы homo soveticus как продукта этой страны и этой культуры. И стараюсь не прибегать к интеллектуальному инструментарию, приобретённому позже.
То, что я пытаюсь сделать, - это своего рода археология повседневной жизни в Советском Союзе . Именно эта повседневность и была метафорой советской культуры и цивилизации. Дальнейший текст, написанный в манере "gen eretic", - это попытка объединить темы, героев, обстоятельства, воспоминания, вещи и ключевые слова так, как если бы эти тексты - фрагменты паззла. Хотя каждый фрагмент-текст можно прочитать и в отдельности,
целое ,однако, невозможно увидеть, не соединив все эти фрагменты. Это соединение пазлов не претендует на создание исчерпывающего, объективного и точного образа советской культуры. Это - субъективная, личная археология, которая лишь очерчивает контуры, состояние духа, способ мышления и высказывания , - это набросок советской культурной ментальности. Эта археология не предлагает ключей к пониманию, морального или ценностного суждения, а лишь дает сближение, которое может помочь всем нам лучше понять, чем был Советский Союз и что означает его отсутствие.
Естественно, рассказывая о светской жизни ушедшей эпохи, есть риск невольно впасть в некоторую ностальгию. Но ностальгия как концепт в первую очередь входит в прямое противоречие с природой homo soveticus. По той простой причине, что ностальгия - это утопия, направленная на прошлое, тогда как homo soveticus трудится во имя утопий, направленных на будущее. Во-вторых, ностальгия как форма возвращения домой невозможна, потому чтодля нас, homucus-ов домой уже не существует. А если все же ностальгия и присутствует в моем тексте, то в той её разновидности, которая не стремится переделать прошлое, а - лишь рассказать воспоминание, прошедшее. И поскольку, теоретически, ностальгия недалека от иронии(обе имеют дело с двойным размыванием объекта и субъекта),то я сочетаю их и оглядываюсь назад ностальгически-иронично.
Оглядываясь назад, я отдаю себе отчет, что с исчезновением Советского Союза нечто было утрачено. Я не могу сказать , что именно. Может быть
утратился особый пафос или особый взгляд на вещи, может - повседневная жизнь (уклад), а может - энтузиазм, необходимый для веры в идеалы, или особый способ страдать. Я не способен определить потерю, и лишь ощущаю грусть от этой утраты. С некоторой долей уверенности я считаю, что утратилось нечто существенное и значимое для нашего человеческого опыта. Но эта потеря не может быть ни заменена, ни оправдана. Всё, что можно сделать с этой потерей - при некотором усилии - только понять её.
Время от времени мне хочется купить билет в СССР, и каждый раз я вспоминаю,
что билетов туда не продают. Нет ни одного поезда, ни одного самолёта, и ни одна дорога не ведёт в СССР. По той простой причине, что Советского Союза больше не существует. Единственная возможность для меня побывать в этой стране - память. Дальнейший текст - это рассказ памяти об этом невероятном приключении.
СОВЕТСКИЙ ПРЕЗЕРВАТИВ
Отношения советского человека с вещами всегда были чем-то опосредованы.
Лучше всего некая вещь опосредуется через ограничение доступа к ней, как осознал я позже. Чем труднее найти и купить вещь, тем более она желанна . Запрещённая вещь становится вещью очень искомой. Запрещённые или труднодоступные вещи становятся объектами интимными, вещами-героями, вещами-личностями, вещами, за которые ты отдал бы жизнь и которые помнишь всю свою жизнь.Рекламщики понятия не имеют о том, что именно запрет создает самую большую зависимость. Поэтому я никогда не прощу капиталистам того, что они разрушили этот "сакральный" механизм.
Но была и одна труднодоступная вещь, которая принадлежала к особой
интимной категории. Она называлась презерватив. С этим объектом мы были в отношениях то ли ирреальных, то ли постыдных. И объяснялось это в первую очередь тем, что отчетливого воспитания в области половой жизни не существовало. Половое воспитание сводилось к вещам смутным и абстрактным, но никак не к практическим знаниям. По отношению к этому всегда существовала некая идеологическая стыдливость.
По поводу практических знаний нам давались лишь намёки. В жаргоне подростков слово презерватив стало ругательством (гандон).Не дай бог, если бы к тебе вдруг пристало,как ярлык, это слово! Это стало бы большой ( вариант -подлинной)трагедией. Как выбрасывают использованный презерватив, так же и тебя исключали из
общества, если этот ярлык приставал к тебе.
Презерватив был объектом из другого мира. С этим чужеродным телом и проявлением иного мира советские гhаждане состояли в отношениях глубинного стыда и стеснения. Уверяю вас, что и сегодня любой бывший советский гражданин, воспитаннный до 80-х годов, стесняется попросить в аптеке или в магазине эту вещь.Он произносит это слово тихим голосом, скорее намекая , чем отчетливо вопрошая. Использует же он эту вещь с большой тоской, скорее подумывая отказаться от удовольствий, чем пользоваться этим. Классове сознание пролетариата никак не может примириться с культурой презерватива.
Всё же советские презервативы существовали, и на их упаковке даже была инструкция по использованию. Достать их можно было с трудом, а их качество и запах не способствовали желанию их поискать. Поэтому обращались к тем, кто ездил за границу. Но таких было мало, поэтому и западных презервативов тоже было крайне мало. Так же обстояли дела и с противозачаточными таблетками. Так что нужно обращаться к старым (добрым -?) революционным сексуальным принципам.(См. главу "Секс в СССР[1].)
ОДА СОВЕТСКОМУ ТУАЛЕТУ
посвящается Илье Кабакову
Единственной подлинно интимной вещью в жизни советского гражданина был туалет. ( Позвольте, из величайшего уважения, которое я испытываю к этому месту, называть его по-советски: туалет). Это, наверное, и самое задушевное слово, которое знал советский гражданин. Туалет – это место, где ты и только ты решаешь проблемы, который никто не может решить вместо тебя. Никто: ни твой отец, ни твоя мать, ни жена, ни твои друзья, и даже сам Генеральный Секретарь не мог заменить тебя в этом обязательном визите, который ты должен совершить в туалет. Опыт, который получаешь в этом месте, отмечает всю твою жизнь, всё твое существо остается в интимной связи с этим местом и опытом, прожитым там. Опыт, который получил каждый из нас в этом месте, стал частью нашей коллективной сущности. Опыт советского туалета – это общее достояние, завоеванное нами, и ставшее существенной чертой нашего духа.
Мне неизвестно с точностью, какой опыт получает гражданин западной капиталистической страны, но когда я впервые попал в такую страну, первым, что ввергло меня в состояние некоего дискомфорта, были ватерклозеты. Они причинили мне неудобство отнюдь не своей грязью, - по сравнению с советским туалетом – это настоящий рай, и не неуважением к интимности, поскольку большинство из них обустроены перегородками, скрывающими тебя от взглядов соседей, а – их неспособностью дать ощущение сокровенности (интимности). Это неприемлемо для советского гражданина. Туалет – это коллективная близость в своей максимальной чистоте. (На советского гражданина нападает запор- вариант) Советского гражданина запирает перед лицом буржуазного унитаза по той простой причине, что это пространство не находится в отношениях задушевности (интимности) с ним. По этой причине отсутствуют воспоминания, связанные с западными ватерклозетами. А там, где нет воспоминаний, нет и близости.
Что именно делает настолько особенным это место? Ну ладно, я попытаюсь сказать кое-что, - вещи, которые, в общем, не говорятся, - каждый хранит их только для себя. Нелегко рассказывать самые интимные воспоминания. Эти вещи хранят для того, чтобы вспоминать и радоваться им. Немногие рассказывают о них, и ещё меньше тех, которые умеют рассказывать. Но я попытаюсь.
Прежде всего, я должен сказать, что существуют два основных типа советского туалета, которые каждый советский человек любит или ненавидит. Однако, независимо от чувств, с ним ты обращаешься как с частью своего существа. Первый тип туалета – туалет в коммуналке. Там ты впервые встречаешься с ним и там переживаешь первые опыты интимности с этим пространством. Туалет в коммуналке – общее место, которое принадлежит всем жильцам дома. Следовательно, это место интимности большего числа людей, а не только твоей семьи. Сюда ходит и тётя катя, и дядя Володя, и красивая Маруся, и невыносимый Лёня, и все остальные 20 жильцов дома. Это место поддерживает, уважает и обслуживает в равной мере каждого. Туалет не проводит дискриминацию. Ты можешь быть грешным( промахиваться с нимJ) перед ним, он же – никогда может не грешить перед тобой ( промахиваться с тобой).
Сходить в туалет – это настоящее искусство, а поход в туалет в коммуналке предполагает настоящее посвящение (инициацию). Становишься своего рода сталкером, следопытом собственной твоей сущности. Когда ты идешь туда, ты должен знать, что как бы одинок ты там ни был, жильцы все равно следят за тобой. Как минимум один из жильцов следит за тобой и комментирует: «Этот опять торчит там целых полчаса!», «Опять читает романы или хрен знает чем там он вообще занимается!». И действительно, когда ты идешь в туалет, если ты действительно уважаешь это место, у тебя с собой должны быть две вещи. Книга и туалетная бумага. Туалетная бумага – это объект, которого никогда нет в туалете. Этот объект хранится на почетном месте в твоей комнате. И используется экономно. Однако не стоит полагать, что ты окажешься в постыдной ситуации, если вдруг забудешь свою туалетную бумагу. Нет. Там, в туалете, в одном из уголков, вы обнаружите либо прошлогоднюю газету «Правда», и это автоматически решает и вопрос с чтивом, либо – нарезанную на кусочки «Комсомольскую правду». Тетя Клава позаботилась об этом.
Что же касается книги для туалета, у самого места нет конкретных предпочтений. Всё зависит от тебя. Ты волен выбирать и читать любую книгу, какую пожелаешь. Туалет – это совершенный читальный зал и место, которое произвело на свет наибольшее количество замечательных советских интеллектуалов. Не верьте, что наибольший вклад в наше воспитание внесли советская школа, библиотека им. Н.К.Крупской или им. В.И.Ленина , или всякие университеты им.Ломоносова. Безусловно, и эти заведения занимают почетное место в нашем воспитании. Но туалет намного превосходит все культурно-воспитательные учреждения в том, что касается нашего формирования. Так что, когда мы выражаем благодарности людям и учреждениям, которые сформировали и воспитали нас, не нужно забыть поблагодарить и туалет, - этот санктуар советской культуры.
Второй важный для нашей жизни тип туалета в великой советской цивилизации, - это общественный туалет. Здесь – другое пространство, другой мир, другое потрясение существа. Здесь опыт - более мощный, более плотский, более биологический. Здесь туалет входит в тебя сквозь все поры. Если в первом туалете коллективный опыт был предполагаемым, отдаленным, известным, но не присутствующим, то во втором типе туалета коллективный опыт обретает непосредственность.
На всем протяжении страны, от Камчатки до Вильнюса, от школ до заводов, можно увидеть побеленные известкой сооружения, с написанными на противоположных углах большими буквами М и Ж ( то есть Мужчины и Женщины). Классическая модель лишена дверей, и лишь L-образная перегородка защищает вход и препятствует видеть внутренности помещения издали. Однако ни у кого и не было потребности бросать такие любопытствующие взгляды. В общественном советском туалете вуайеризма не существует. Там люди не смотрят друг на друга. Взглядов скорее остерегаются, избегают. Взгляды каждого нацелены в мертвые точки. Вопреки этому, происходит нечто странное. Ты смотришь сам на себя взглядом другого. Видишь себя так, как тебя видит другой, видишь себя его глазами. Это беспокоит тебя ещё больше и вызывает странное чувство, небывалое.
Входя в туалет, ты должен был быть решительным, двигаться быстро и быть внимательным к тому, куда наступаешь. Иногда нужно было обладать незаурядным пространственным мышлением, чтобы добиться своей цели. Иногда нужно было переждать, а иногда и временно отказаться от цели. С общественным туалетом ты находился в отношения битвы, схватки, но ты уважал его, потому что это было место, без которого жизнь было невозможно себе представить. И постепенно битва, запах, его образ становились частью тебя.
Там ( в «М») вдоль стены был наклонный желоб, куда время от времени капала вода. Или не капала вовсе. Это место для ссанья. На противоположной стороне в полу было несколько дыр, скорее – дырищ. По обеим сторонам от каждой дыры были расположены цементные рельефы ступней.
Все было очевидно. Эти ступни-указатели помогали занять (встать в) позу «орла» точно над дырой. Неясно, как это получалось, но советскому гражданину, вопреки тому, что его учили целиться ещё со школы, здесь не удавалось попасть в цель. Дерьмо советского человека не хотело уходить в дырку, не хотело исчезать в той Бездне, в том Ничто. Оно претендовало на большее уважение к себе, хотело остаться среди нас, намереваясь сказать этим, что оно существует так же, как и мы. Неведомым образом ему это удавалось. Оно оставалось на поверхности, среди нас.
Стоит ли объяснять, что всякие буржуазные штучки типа туалетной бумаги там отсутствовали, а умывальники были редкостью. Общественный туалет был войной не на жизнь, а на смерть, он был местом, где шла великая битва. Ты хотел выбросить в Бездну свои экскременты, эрзац твоего существа, а туалет противопоставлял тебе невероятное сопротивление. Битва и место битвы медленно, но верно становились частью нас. Да, и в случае, когда все становилось уже абсурдом и ты попадал в туалет с «педьесталом», - то восседание с ногами «на педьестале» было обязательным. Матрица позиции и взаимосвязей не могла быть нарушена.
В этом же интимном пространстве советской сущности можно было найти и наиболее аутентичный архив месседжей советского гражданина великому советскому народу. Месседжи, посредством которых простой гражданин говорит со всем миром. Эти послания написаны на внутренних стенах туалета,
которые давно утратили свою белизну. Они написаны чем угодно, от мелка и фломастера до дерьма. Послания, как правило, связаны с фундаментальными темами: от любви, как например, МАША+ВОВА=ЛЮБОВЬ, до самого виртуозного мата. Мат - идеальный синтез истинных состояний и и ситинных желаний советского народа. Полагаю, что в советском языке существует всего 10 слов и выражений, которые тотально обобщают всю советскую сущность и цивилизацию. Этих выражений не найти ни в Полном Собрании Сочинений Ленина, ни в Капитале Маркса, ни в кружевных работах американских кремлинологов. Эти слова можно было найти только здесь, все в одном месте.
Я бы вот что ещё добавил. Естественно, вы читали Пруста. Уверяю вас, что для советского гражданина ничто так хорошо ни соответствует пирожным madeleine у Пруста, чем туалет. Советский туалет имеет для нас такую же функцию. Этот запах дерьма, ссак - и много-много хлорки поверх всего этого, – этот запах, который так часто вышибал из тебя невольную слезу, этот вид белых стен в потеках мочи, с отпечатками подошв, с вульгарными надписями, этот ледяной сквозняк, который прошибал тебя там зимой, - все это и сейчас пробуждает в советском гражданине самые ужасные и самые прекрасные воспоминания. Туалет пробуждает и расшевеливает самую глубокую память и может заставить тебя пережить заново жизнь.
СОВЕТСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ (АВАНТЮРА) ВЕЩЕЙ
( вариант: ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВЕЩЕЙ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ)
Я расскажу вам все, не обману, - ведь искренность – высокочтимое в СССР качество. Помимо героев, которые у нас были и которых мы ценили, помимо книжных персонажей и кино-героев, у нас у всех была огромная страсть к повседневным вещам. Интимная страсть и связь, о которой очень трудно рассказать. Мы почувствовали эту связь и лучше поняли её лишь по прошествии времени, по мере удаления от этих вещей.
Как всё началось? Всё началось с Революции, с дискурса футуристов, конструктивистов и авангардистов, ангажированных интеллектуалов, захотевших изменить мир и до самой своей смерти веривших в возможность этого. И в значительной степени они преуспели в этом. В первые годы после революции развернулась настоящая компания по борьбе с повседневным буржуазным образом жизни («бытом»). Жизнь и пространство проживания не могли оставаться прежними, а вещи не могли больше иметь то же значение и тот же смысл. Вещи не могли оставаться прежними. Жизнь должна теперь изображать мечту новых политиков, изображать новое искусство. Старые привычки и буржуазная рутина должны были исчезнуть из нашей жизни.
Жизнь становилась «веселей и прекрасней» при помощи процедур почти аскетических.
Если называть только верховные фигуры тогдашней культуры, то тон задавали Владимир Маяковский и Александр Родченко. Повседневная жизнь должна была пройти через большой этап перестройки и очищения. Все было чересчур перегружено обычаями и вещами прежней эпохи. Они собирались развеять «тяжелое наследие буржуазии».Против старого образа жизни была организована настоящая компания, а вещам, которые олицетворяли его, была объявлена настоящая война. Жилища нужно было избавить в первую очередь от этих буржуазных вещей, от хлама, мусора. Дом, жилище должны были обрести новое лицо.
Как должно будет выглядеть всё? Не думайте, что это решилось по приказу сверху. В то время Революция ещё была жива. В прессе того времени отражено
множество дискуссий на эту тему. Интеллектуалы пишут, обсуждают, спорят. Маяковский пишет. В большинстве его стихов мы обнаруживаем ту же аскетическую модель. Голые стены, на которых висит портрет либо Ленина, либо Маркса. Письменный стол ,на котором – только предметы первой необходимости и книги. Постель, платяной шкаф, пара книжных полок.
Всё просто и функционально. Исчезли, в первую очередь, предметы буржуазного интерьера. Все предметы, не имеющие функционального назначения. Война с малой буржуазией начинается с собственной комнаты, борьба идет собственно с удобством как таковым, потому что удобство может задушить революционное движение.
Что происходило на самом деле? Для интеллектуалов того времени новый человек должен был иметь другое представление как о мире, так и о предметах своей повседневной жизни. Было время создавать другой механизм не только производства вещей, но и их использования. Уже была очень хорошо известна
парадигма, в которой шла эта работа: «Тот, кто производит, - хозяин, кто потребляет – раб.» Всё сводилось к этому. Пришло время производить вещи без коммерческой цели и ценности, - вещи, содержащие лишь ценности трудящегося класса, ценности труда и человеческого братства.
Вот почему было необходимо, чтобы новая советская цивилизация обладала, кроме нового экономического механизма, новым типом повседневной жизни.
Когда Родченко посещает Париж, он признаёт, что и у них есть хорошие вещи.
«Но зачем?» - ставит вопрос он в смысле: «Какова их цель? Для чего нужны эти вещи?» Для советского гражданина вещи, как и искусство, должны быть наполнены сознательностью, целями, истинными значениями. Они зависят не от моды, не от тенденций, они – «субстанция труда»: если капитализм трансформирует труд в банальные символы – товар, то труд социалистический не должен быть отчуждён, а, напротив, обязан сохранять творческий потенциал и освобождать личность. В этом смысле советские вещи должны были преодолеть эстетику «образа-товара» и устанавливать прямую связь с их общим смыслом, который знал любой ребёнок. Теплые брюки защищают от холода, макароны кормят, ружья убивают. Упаковка и образы вещей не играли важной роли для советской культуры. Труд и его продукт не нуждались в красивой упаковке, а должны были быть честными, правильными и искренними.
[…]
С течением времени советские вещи начали походить на людей. Все вещи, как и советские люди, должны были иметь равное положение. Постепенно люди адаптировали на ходу к равному статусу. Подобным же образом и вещи обрели
чрезвычайную способность приспосабливаться к действительности. Любой стандартный советский продукт мог превращаться во что-то другое. Появились журналы, которые обучали тому, как переделать и преобразовать вещи. Перекраивалась и переделывалась одежда, электроаппаратура, радиоприемники принимали волны, которые не принимала власть. В доме советского гражданина ничего не исчезало, все лишь меняло формы. Практически вся советская культура постепенно превратилась в модель с двойным стандартом официальная-неофициальная. Если официально советские заводы производилиэнное количество банокконсервов, неофициально в квартирах советских граждан производилось ещё такое же энное количество консервов. Все начало структуироваться таким образом. На самом деле, стандартизация и унификация, которую так желала произвести система, не произошла, и, скорее наоборот, - все индивидуализировалось и отдалилось от стандартов. Советскую культуру необходимо рассматривать и понимать именно в этом совершенном
соединении официального и неофициального.
И объекты в советском пространстве стали соратниками советских граждан. Вещи были нашими товарищами, а никак не нашим товаром. Всё страстное желание первых революционеров и интеллектуалов Советского Союза создать аскетическую этику в отношениях с вещами не воплотилось до конца. Попытка
не оставлять места для фетишизации вещей, а придать им лишь утилитарное значение, провалилась. Даже советский человек не устоял перед соблазном и искушением «вещи-товара».
[…]
Постепенно наша страна превратилась в страну потребителей. Постепенно мы разлюбили «наши вещи» и направили взор на «их вещи». Мы стали армией потребителей. Права моя хорошая приятельница, когда говорит, что Советский Союз умер благодаря тому, что «армия потребителей качественно победила армию производителей». Во всем мире рабочий класс стал исчезать. Но государство, в котором «движущей силой» был пролетариат, не могло долго существовать с того времени ,как пролетариат стал банальным классом потребителей.
Такие слова, как Волга, Жигули, Батончики,Буратино, Минск, Днепр, ИЖ Планета, Гематоген, Газировка, Жигулевское,Пряники, Кефир,Жвачка, Беломор-Канал, Столичная – сегодня стали марками вещей-героев, для которых осталось только одно почетное место – в нашей памяти. Мы не можем забыть их, так же как не можем забыть дорогих нам людей. Они были с нами и в радости, и в горе. Они – часть большой авантюры, большого приключения, которое называется СССР.
СОДЕРЖАНИЕ
Рожденный в СССР. Вместо введения.
Пионеры forever
Моя первая пара джинсов
Каникулы, любимый лагерь
Jvacika (жвачка)
Буратино, Neznaika, Ёжик в тумане…или старые добрые времена
Как определить, что человек родился в 70-е в СССР
Герои нашего времени
Komunalka (1)
Steklopunkt или что можно сделать на рубль
Штирлиц, советский Джеймс Бонд
Ульянов, Ленин или просто Ильич
Ява
Любовница революционера
Секс в СССР (1)
Школа, политвоспитание и другие занятия
12 апреля 1961 года: «Поехали!»
Реклама, то есть Пропаганда в СССР
Стиляга
Что пил советский гражданин? (1)
80-е годы: марш торжественный, марш похоронный
Павел Корчагин или почему я любил Бухарина
КВН или о клубе весёлых и находчивых
Горбачёв, необычный генсек, воспевавший Перестройку
Антиалкогольный Указ
Что пил советский гражданин?(2)
Шахматы
Чапаев
Мосфильм
Советское приключение вещей
Советский презерватив
Секс в СССР (2)
Урок географии
Танец в СССР
Повседневная музыка и советский рок
Весёлая оттепель Хрущёва
Ода советскому туалету
Советская наука между роковыми яйцами и собачьим сердцем
9 мая, День Победы
Маёвка – это больше, чем 1 Мая
Homocus, политруки, диссиденты и интеллигенция
«Орлёнок»&«Зарница» и другие развлечения
От кухни до очереди
Советский еврейский вопрос
Советский анекдот, лучший анекдот в мире
Крылатые фразы
Остап Бендер, мой любимый герой
Komunalka (2)
Кремлинологи
Путч
Что делать?
P.S. |
